Яндекс                     ПОИСК ПО САЙТУ                     Google

П - Р

К оглавлению

По

ПоПО (Поэ) Эдгар Аллан [Edgar Allan Рое, 1809—1849] — американский писатель, поэт и критик. Р. в Бостоне, рано потерял родителей — актеров по профессии — и был усыновлен зажиточным купцом Джоном Алланом. Вначале воспитывался в Англии; в 1826 поступил в аристократический Виргинский университет в Шарлоттенсвилле, где его невротическая наследственность проявилась в кутежах и карточной игре. В 1830 П. поступил в Военную академию (West Point), но вскоре уволился, что привело к разрыву с приемным отцом. П. остался без средств к существованию; он становится профессиональным литератором и журналистом, ведет крайне тяжелую жизнь, трагически закончившуюся смертью на больничной койке.
П. начал свою лит-ую деятельность с поэзии, опубликовав еще в 1827 в Бостоне томик стихов "Tamerlane a. other poems" (Тамерлан и др. поэмы). Как прозаик П. выступил в 1833 — "A manuscript found in a bottle" (Манускрипт, найденный в бутылке).
Творчество П. развертывалось в переломную эпоху. На смену патриархально-натуральным отношениям пришел быстро растущий капитализм; обострился конфликт между помещичьим Югом и буржуазным Севером. Творчество П. отражает противоречия его эпохи во всей их обостренности и сложности. П. — деклассированный интеллигент, скудно оплачиваемый, ведущий нищенскую жизнь, обладающий болезненно-нервной психикой, — острее других чувствует близость надвигающейся катастрофы. Он смертельно ненавидит мир буржуазных дельцов, мир расчета и чистогана (в этом отношении характерен рассказ-памфлет "Деловой человек", 1840), он, как и Бодлер, презирает демократию — "деспотизм черни" ("Разговор с мумией"). У него нет крепкой связи и с помещичье-рабовладельческим Югом, в окружении к-рого он вырос, несмотря на то, что он конечно ближе к уходящему классу помещика, чем к побеждающей буржуазии (это сказывается в таких вещах, как "The domain of Arnheim" — "Поместье Арнгейм" или "Поместье Лэндоре", 1842, где развертывается идиллическая картина южной поместной жизни). От противоречий действительности П. уходит в мир фантазии; стараясь не замечать борьбы, развертывающейся в его стране, он обращается к запущенным мрачным феодальным замкам Европы, особенно Англии, — к эпохе феодализма, чуждого Америке. Его разрыв с окружающей действительностью не перешел в протест, его социальные чаяния бесперспективны, утопии — худосочны; он ощущал свое положение в обществе как глубокое трагическое одиночество перед лицом неизбежных столкновений, отразив это томление одиночества, эту смутную тревогу в ярком рассказе "Man of the crowd" (Человек толпы, 1840).
Творчество П., полное глубокого ужаса перед будущим, эта поэзия распада и гибели, находилось под влиянием романтизма, уже завершавшего свой путь на Западе. "Мрачная фантастика, постепенно исчезавшая из европейской литературы, вспыхнула еще раз оригинально и ярко в „страшных рассказах“ По — то был эпилог романтизма" (Фриче). На творчество П. оказали сильное влияние английские и немецкие романтики, особенно Гофман (недаром П. увлекался немецкой литературой и идеалистической философией); ему родственен зловеще-мрачный оттенок гофмановских фантазий, хотя он и заявил о себе: "Ужас моих рассказов не от Германии, а от души". Слова Гофмана: "жизнь безумный кошмар, который преследует нас до тех пор, пока не бросит наконец в объятия смерти", выражают собой основную идею "страшных рассказов" П. — идею, которая вместе со своеобразным стилем ее выражения родилась уже в первых рассказах П. и только углублялась, обрабатывалась с большим мастерством в его дальнейшем художественном творчестве.
Безысходный ужас жизни, безраздельно господствующий над человеком, мир как царство безумия, гибель и распад как предопределенный жестокой верховной силой удел человека — таково содержание "страшных рассказов" П. Смерть как проявление сверхъестественного (смерть прекрасной женщины в таинственной обстановке) — вот тема рассказа "Ligeia" (Лигейя, 1838), одного из лучших по мастерству рассказов П. В нем поставлена проблема преодоления смерти, чудесного, загадочного воскресения Лигейи. В рассказе "Berenice" (Береника) отшельник-созерцатель Эгей проникся маниакальной идеей, что он должен обладать прекрасными зубами своей умирающей невесты Береники, и выламывает их, совершая это кощунство над еще живым, еще трепещущим телом. В других рассказах дана тема утраты возлюбленной ("Eleonora", "Morella" и др.), возникшая задолго до смерти любимой жены П. — Виргинии [ум. в 1847]. Проблема борьбы добра со злом, раздвоения психики, тяги человека ко злу поставлена в рассказе о двойнике "William Wilson" (Вильям Вильсон), та же тяга к преступлению, злу и уничтожению характеризует героев рассказов "The Imp of the perverse" (Демон извращенности, 1845), "Metzengersteinn" (Метценгерштейн), "The black cat" (Черный кот, 1843), "The tell-tale heart" (Сердце-обличитель, 1843) и др. Метампсихоз, передача мыслей на расстоянии, является темой рассказа "Сказка скалистых гор" и существенным компонентом одного из наиболее впечатляющих рассказов П. — "The fall of the house of Usher" (Падение дома Эшер). В древнем, мрачном, полном какой-то особой гнетущей атмосферы замке живет последний его владелец — Родерик Эшер; с болезненно-нервной, изощренной восприимчивостью он сквозь шум грозы слышит, как пытается вырваться из гроба заживо похороненная им в фамильном склепе сестра, но не в силах пойти и помочь ей — у него маниакальная "боязнь" ужаса. Сестра появляется в окровавленном саване, ужас убивает ее брата, они оба умирают, и замок Эшер падает, разрушенный грозой.
Родерик — по сути основной и единственный герой П., по-разному повторенный в других рассказах: это — нервный, болезненно-восприимчивый созерцатель, любяший редкие книги, отшельник, боящийся жизни; он так же условен, как и излюбленная героиня П. — загадочная, таинственно-мудрая, угасающая прекрасная женщина. Герои П. — во власти рока, предопределившего их гибель; они безвольны, в них нет силы для протеста против жизни, ощущаемой как кошмар и зло. Каждый из них — жертва какой-нибудь навязчивой идеи, они не живые люди с реальными чувствами и страстями, а отвлеченные фигуры, почти схемы, к-рым только исключительное мастерство художника придает жизненность. П. пытается преодолеть безволие своих героев: наделяя их силой мысли, он прославляет волю. Слова Джозефа Гленвилля: "Человек не уступил бы ангелам, ни самой смерти, если бы не слабость его воли", он поставил эпиграфом к "Лигейе". Но если самое неестественное и непостижимое, развиваясь со строгой логической последовательностью в рассказах П., заставляет читателя поверить в невероятное, то здесь мастерство П. не помогло — герои его остались безвольны. П. невнимателен к среднему человеческому характеру, к психологии и быту обыкновенного человека, его интересует только необычное, анормальное. С первой же строки произведения все элементы стиля — композиция, подбор слов, логика повествования — направлены на достижение определенного, заранее рассчитанного эффекта, поражающего читателя в кульминационном пункте рассказа, — недаром избираются такие ужасные моменты, как преждевременное погребение, замуравление живьем и т. д.
Сверхъестественное у По — это рассудочно избранный путь для достижения эффекта. Эффектами же определено условное изображение героев у П., которое соответствует условному реализму его диких и безлюдных пейзажей ("Свидание", "Лигейя", "Падение дома Эшер" и др.). Гофман например в отличие от П. не избирает нарочито неестественного антуража средневековья — у него самые невероятные события совершаются в обычной обывательски-бюргерской обстановке. Характерна также любовь П. к показу мира через вещи, драгоценности и т. д. — черта, которую унаследовал Уайльд.
Научно-фантастические рассказы П. — "Приключение Ганса Пфалля", "Приключение Артура Гордона Пима" (The narrative of Arthur Gordon Pym of Nantuchet, 1838), "Небывалый аэростат", "Спуск в Мальмстрем" (A descent into the Maelström) и другие, — в которых писатель обращается к науке столь ненавистного ему капиталистического мира, обнаруживают чрезвычайно большую изобретательность и обычное мастерство стиля; но фантазия П. слишком слаба и бледна по сравнению с развитием капиталистической техники — она иногда сводится просто к логическому развертыванию уже известных изобретений ("Небывалый аэростат") или перечислению фактов ("1002 сказка Шехеразады", 1845). Наука для П. — лишь средство проявления непостижимого, помогающее придать этому непостижимому (корабль, растущий, как тело, пучина, поглощающая корабли на Южном полюсе, и пр.) большую долю вероятности благодаря использованию точных географических данных, химических рецептов, сведений о морском деле и т. д. Наука здесь играет декоративную роль, поскольку П. стремится лишь к наукообразности и мистифицированию читателя, причем в научно-фантастических рассказах развертывается та же тема неизбежной гибели героев. П., будучи в "страшных рассказах" и поэзии завершителем романтизма, оказал в области фантастики влияние на ряд зап.-европейских писателей. От "Золотого жука" с поисками клада и криптограммами лит-ра приходит к "Острову сокровищ" Стивенсона, от "Ганса Пфалля" — к "Путешествию на луну" Ж. Верна, к географической декоративности ряда романов и пр.
Склонность П. к умозрительному анализу, к последовательно-логическому развертыванию событий, далее невероятных, ярко проявилась в его так наз. детективных рассказах — "Убийство в ул. Морг" (The murders in the Rue Morgue, 1841), "Тайна Мари Роже" (The mystery of Marie Roget) и "Украденное письмо" (The purloined letter, 1845). Как и в научной фантастике, П. старается придать своим детективным рассказам характер фактов, имевших место в действительности, вводя в повествование полицейские протоколы, точные даты, ссылки на периодическую прессу и т. д. Клубок противоречий, противоположных друг другу, запутанных фактов постепенно развязывается благодаря стройной системе логического анализа, перед которой бессильны любые загадки. Характерно, что мотив частной собственности, безраздельно доминирующий в буржуазном детективном жанре, не находит себе места в рассказах П. Также не занимают его вопросы морали, психологии преступника и преступления — его интересует лишь техническая сторона дела (один из его рассказов так и назван "Жульничество как одна из точных наук"), сюжетный узел загадки и подведение читателя к моменту разгадки, к-рый выполняет роль кульминационного пункта "страшных рассказов". П. в своих детективных рассказах пытался приблизиться к действительности, но вместо этого получилось бегство в область аналитической мысли. Его Дюпен — лит-ый отец и конэн-дойлевского Шерлока Холмса и честертоновского патера Брауна, причем характерно, что во всех этих произведениях рассказ ведется от лица друга детектива, помогающего ему.
Поэзия П. не оторвана от всего остального творчества; недаром несколько его стихотворений включены в его же рассказы. Любимый герой П. ощутимо присутствует в этой лирике тонких чувств и переживаний, окрашенных в мрачные тона, внося раздвоение чувства и сознания, пожирающую сердце скорбь и бессилие познать таинственное. Как и в прозе, П. стремится достигнуть своими стихами определенного эффекта. В своей статье "The poetic principle" (Принцип поэзии) он проводит разграничение между поэзией и наукой, считая, что истина не является сущностью поэзии и противоречит ей, что сущностью поэзии является красота — и прежде всего красота формы, передающая красоту чувств. В другой статье — "The philosophy of composition" (Философия творчества, 1846) — П. рассказывает о рассудочных, чисто логических путях, которыми он пришел к созданию своей лучшей поэмы "The Raven" (Ворон, 1845): он предварительно определил размер поэмы, рефрен и строфу и затем уже тему, которая должна была сочетать скорбь и красоту — напр. смерть прекрасной женщины. В этой статье конечно много журналистской выдумки, но то, что эффект поэмы строго рассчитан, что творческая интуиция подчинена рассудку, сказывается во всех деталях поэмы. "Ворон" — это отображение страшного в естественном, это поэма о безысходности скорби, о безнадежности горя, с повторяющимся все с большей силой рефреном — карканьем ворона, загнанного в бурю к одинокому мечтателю, тоскующему о том, что он больше никогда не увидит свою умершую возлюбленную Ленору — "Nevermore!" — "Больше никогда!":
"Там, над входом, ворон черный с белым бюстом слит всегда, Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный.
Тень ложится удлиненно — на полу лежат года, И душе не встать из тени — пусть идут, идут года, Знаю — Больше никогда!" (перев. Брюсова).
Тема любви и смерти, в к-рой любовь подчеркивает ужас смерти, а смерть — силу и непобедимость любви, развертывается в ряде стихов П. Мрачная подавленность и раздвоение сознания, идущего к безумию, в поэме "Ulalume" перекликаются с безнадежной скорбью "Ворона".
Как в прозе, так и в поэзии для П. характерен искусный отбор слов, сжатость и яркость образов, создающих своеобразное настроение, исключительная гармония частей, стройность композиции. В поэзии это доведено до высшего совершенства. П. воспринял в этом отношении лучшее от английской романтической поэзии — от Байрона, влияние которого чувствуется особенно сильно в юношеских стихах, от Шелли и гл. обр. от Кольриджа. Мрачный тон "Старого моряка" с его потрясающей сердца людей предопределенностью, простотой и в то же время грандиозностью образов, условным реализмом непостижимого, фантастические образы "Кубля-хан" — все это оказало большое влияние на творчество П.
П. сознательно стремился найти в технике английского стиха новые средства — он вводит новые сочетания размеров и строф, он тщательно разрабатывает внутреннюю рифму, аллитерации, звукоподражание, достигая неумирающей, по выражению Брюсова, ритмичности и музыкальности. Эта поэтическая техника достигает своей вершины в стихотворении "The bells" (Колокола), в к-ром переданы все оттенки колокольного звона.
Особняком в творчестве П. стоит его "Eureka" (Эврика, 1848), в к-рой он дал мистико-пантеистическую систему, изложив основы своей философии. Следует отметить ряд критических статей П., боровшегося против буржуазной лит-ры Севера — против Лоуэлля, Лонгфелло и др.
Оригинальность стиля П. не нашла себе последователей в Америке. Буржуазия заплатила ему за его ненависть ханжеским замалчиванием. Но эта ненависть индивидуалиста-отщепенца не исключала самых антиобщественных упадочнических настроений. Вот почему творчество П. нашло себе резонанс в поэзии французского символиста Бодлера, который переводит П., знакомит с ним Европу, и отсюда начинается влияние По на лит-ру декаданса и символизма — на Вилье де Лиль Адана, Малларме, Метерлинка, Уайльда и т. п., вплоть до русских символистов.
Особенно много внимания П. уделяли русские декаденты ("Ворон", перев. Д. Мережковского, в "Северном вестнике", 1890, № 11; "Баллады и фантазии", "Таинственные рассказы", перев. К. Бальмонта, 1895; "Ворон", перев. В. Брюсова, в "Вопросах жизни", 1905, № 2). Особенно популярен был у декадентов размер "Ворона" (Бальмонт, Брюсов, "Алтея" В. Голикова).

 Библиография:  I. The Virginia, ed. by J. A. Harrison, 17 vv., Boston, 1902; E. C. Stedman a. G. E. Woodberry, 10 vv., N. Y., 1908; Собр. сочин., 2 тт., изд. Пантелеева, СПБ, 1896; Необыкновенные рассказы, 2 тт., изд. Суворина, СПБ, 1896; Таинственные рассказы, перев. К. Д. Бальмонта, М., 1908; Собр. сочин., 2 тт., изд. "Вестника иностранной литературы", СПБ, 1911; То же, перев. К. Бальмонта, 5 тт., изд. "Скорпион", М., 1911—1912 (в последнем томе очерк жизни Э. По, сост. К. Бальмонтом, и письма Э. По); Стихотворения в лучших русских переводах, СПБ, 1911; Рассказы, 3 тт., перев. М. А. Энгельгардт, изд. "Всемирная литература", Берлин, 1923; Рассказы, перев. К. Д. Бальмонта, Ростов н/Д., 1923; Полное собрание поэм и стихотворений, перев. и предисл. Валерия Брюсова с критико-библиографическим комментарием, изд. "Всемирная литература", М.—Л., 1924; Последняя шутка, Рассказы, изд. "Огонек", М., 1927.
II. Whitman S. H., Е. А. Poe and his critics, N. Y., 1860; Gill W. F., Life of E. A. Poe, 5-th ed., N. Y., 1880; Lauvrière E., Un génie morbide, 2 vv., P., 1904; Woodberry G. E., Life of E. A. Poe, 2 vv., Boston, 1909; Seylaz L., E. Poe et les premiers symbolistes français, P., 1924; Mauclair C., Le génie d’E. Poe. La légende et la vérité, Paris, 1925; Stanard M. N., The dreamer, Philadelphia, 1925; Alterton M., Origines of Poe’s critical theory, Jowa city, 1925; Phillips M. E., E. Poe the man, 2 vv., Chicago, 1926; Krutch J. W., E. A. Poe, N. Y., 1926; Allen H., Israfel, The life a times of E. A. Poe, 2 vv., N. Y., 1927; Lloyd J. A. T., The murder of E. A. Poe, L., 1931; Lemonnier L., E. Poe et les poètes français, P., 1932; Красносельский П. А., В борьбе с прозой жизни, "Русское богатство", 1900, XI—XII; Горленко В. Г., Новый труд об Э. Поэ, в книге автора "Отблески", СПБ, 1908; Аничков Е. В., Бодлер и Эдгар По, "Современный мир", 1909, II (перепеч. в книге автора "Предтечи и современники", т. I, СПБ, 1910); Бодлэр Ш., Эдгар По, перев. Л. Когана, Одесса, 1910; Бразоль Б. Л., Критические грани, СПБ, 1910; Фриче В. М., Поэзия кошмаров и ужаса, М., 1912; Брюсов В., Эдгар По, в книге "История западной литературы" (1800—1910), под ред. проф. Ф. Д. Батюшкова, т. III, М., 1914; Динамов С., Научно-фантастические новеллы Эдгара По, "Литература и марксизм", 1931, III; Его же, Новеллы Эдгара По, "30 дней", 1933, XI—XII; Его же, Эдгар По — художник смерти и разложения, "Октябрь", 1934, IV.
М. Заблудовский

Другие люди и понятия:

Повен

ПовенПОВЕН Шарль [Charles Potvin, 1818—1902] — бельгийский писатель. Писал также под псевдонимом Dom Jacobus, Dom Liber. Историк лит-ры, философ и поэт, П. принадлежал к группе писателей, отражавших мировоззрение… Полная информация

Повествование

ПовествованиеПОВЕСТВОВАНИЕ — один из трех элементов сочинения, устанавливаемый традиционной стилистикой и определяемый как изображение действий или событий во времени. От описания П. отличается так. обр…. Полная информация

Повесть

ПовестьПОВЕСТЬ — широкий, расплывчатый жанровый термин, не поддающийся единому определению. В своем историческом развитии как самый термин "повесть", так и обнимаемый им материал прошли длинный… Полная информация