Яндекс                     ПОИСК ПО САЙТУ                     Google
Mar
07

Остров Невезения

Опубликовал: Тадж-Махал

3

В воскресенье, ранним утром, когда было ещё совсем темно, мы тихо вышли из дома, в котором квартировали ровно две недели. Вещами мы обременены не были. Каждый обходился одной спортивной сумкой. Прошли к станции метро Вонстэд и стали ожидать на парковочной площадке. Тишину зимнего воскресного утра нарушали лишь изредка проезжающие автомобили. Стояла безветренная, чуть морозная погода. Несколько минут спустя с проезжей дороги к нам направился автомобиль, по которому мы опознали Стаса. Он приехал не один. Из машины вышли трое. Один из незнакомых нам парней, был клиентом Стаса и претендентом на фермерскую работу. По тому, как он охотно и с любопытством обратился к нам, я понял, что он с надеждой видит в нас попутчиков и возможных будущих сотрудников. Чтобы разместить наши две сумки в багажнике автомобиля, им пришлось переукладывать уже находящиеся там чемоданы. По хлопотам и комментариям нашего нового коллеги, я понял, что всё это добро принадлежит ему, и это лишь самая необходимая часть его имущества. А много чего он пока оставил в Лондоне, на сохранение у своих земляков. Такой основательный хозяйственный подход к переезду на новое место работы, удивил меня. Я подумал, что этот товарищ проживает здесь уже много лет, и достаточно ясно представляет себе, куда собрался.
Уложив, с некоторым напрягом, багаж, мы расселись по местам и Стас, уверенно, повёл машину по пустынным улицам. По тому, как он вёл автомобиль, было очевидно его хорошее знание города и задуманного направления. Улицы были хорошо освещены, движения почти никакого. Мы быстро проехали через жилые однотипные кварталы восточного Лондона, и скоро по придорожным указателям я определил, что мы уже в каких-то пригородах Лондона. Выехав на трассу, мы заговорили между собой, чего больше всех хотелось нашему новому соседу по заднему сиденью. Впереди, рядом со Стасом сидел какой-то молодой паренёк, вежливо отвечавший на все наши вопросы. Я понял, что он в компании Стаса. Мы, трое их клиентов, разместились сзади и слушали непрерывный треп владельца богатого и неподъёмного багажа. Спустя несколько минут, нам стало ясно, что наш попутчик вовсе не отличается от нас стажем и опытом проживания на острове, а его имущественные успехи, это всего лишь результат его работы на какой-то городской свалке Лондона. Чем больше он говорил, тем веселее нам всем становилось. Оказалось, что эта неподъёмная часть его бытового имущества, которую он решил прихватить с собой на ферму, - отобранное им из массы городских отбросов. А весь стаж его пребывания в стране составлял лишь пару месяцев, и сам он был полон сомнений и вопросов о том, как жить далее в этой совершенно чужой ему стране. Из его сумбурного пересказа о пережитом им здесь, мы узнали, что его первое и последнее рабочее место было на свалке в районе Вуд Грин (Wood Green), северная часть Лондона. Сама работа, за исключением его трофеев, и люди, которые там заправляли, ему не понравились. А продолжение этой работы неизбежно привело бы его к какой-нибудь инфекционной болезни или травме. Его переезд на ферму, был отчаянным бегством от тяжёлой, грязной работы, грубых отношений и неустроенного быта в Лондоне. Он выражал надежду на более человечные условия на новом месте и заявлял о своей готовности заплатить, если ему помогут.
Этот товарищ оказался из той категории людей, которые всегда остро нуждаются в компании. У них просто физическая потребность в слушателе. Их едва волнует, насколько их рассказ интересен кому-то, им важно иметь, кому сливать накопившееся, ибо носить в себе груз из множества несортированных задач и безответных вопросов, - бремя тяжкое, спастись от давления которого можно только с помощью алкоголя и глубокого сна. Оказавшись плечом к плечу с несколькими слушателями, обременёнными таким же гражданством и подобными задачами, он слил им всё, что его беспокоило в недалёком прошлом и в настоящий момент. Из всего услышанного, и увиденного скарба, прихваченного им с собой, вырисовывался диагноз достаточно тяжёлый, но по-своему забавный. Если лишь слушать, то это может позабавить и скрасить дорогу. Но если проявить хоть малейшее участие и сделать попытку как-то систематизировать непрерывный поток вопросов, проанализировать их и сделать какие-то выводы, то заметишь, что тебя едва ли понимают, но очень рады твоему участию и, возможно, твоей ответственности.
По дорожным указателям я определил, что мы перемещаемся в юго-западном направлении от Лондона. Увлечённые разговором и свободной дорогой, мы несколько раз были освещены вспышками дорожных фотокамер, зафиксировавших превышение скорости. Через час езды стало светло и даже пробилось солнце. Весь путь лежал через провинции, ориентированные на сельское хозяйство. Ни единого города на нашем пути не встретилось. На какой-то придорожной стоянке мы сделали остановку на перекур, и отметили чистый воздух и мягкий влажный климат. Подъезжая к месту назначения, оказались на узкой асфальтированной дороге, извилисто пролегающей среди зеленых сельхоз угодий. По всем внешним признакам было очевидно, что нас завезли в английскую глубинку, где в качестве населённых пунктов, отмеченных на дорожных указателях, располагались лишь частные фермерские территории. Насколько я определился в пространстве, мы попали в графство Дэвон, а ближайшим городом, из которого можно куда-то выехать или вылететь, был Эксэтэр.
Когда подъехали к ферме, занималось погожее, солнечное утро, и всё вокруг очень располагало к тому, чтобы остаться здесь, как нам и предлагали, и не мучить себя обратной дорогой в Лондон, где нас ожидают бесконечные трудноразрешимые вопросы.
Припарковавшись на сельхоз дворе, мы вышли из автомобиля. Неподалеку находился хозяйский дом, у которого стояли припаркованные автомобили, а в противоположной стороне размещались несколько трейлеров, в которых предполагалось проживание сезонных работников. Это, забытое богом, местечко обозначалось на острове, как:
F CLARKE & SONS
Croyle Kentisbeare CULLOMPTON
Devon EX15 2AN
Tel: 01884 266206
Fax: 01884 266621
Не успели мы оглядеться вокруг, как из трейлеров вышли двое заспанных парней и направились к нам. Они знали Стаса, и как я понял из их разговора, неделю назад он их также привез из Лондона. В первую очередь их интересовали телефонные карточки, которые они заказывали подвезти им, затем они переключили своё внимание на нас. На наши вопросы об условиях работы и проживания здесь, они уклончиво отвечали, что пробыли на этом месте всего-то неполную неделю и им пока сложно что-то сказать нам. Звучало это, как нежелание признавать своё неловкое, а то и стеснительное положение, в котором они оказались. Говоря с ними об условиях работы, при всей туманности их ответов, нетрудно было заметить, что эта работа им не нравится. От них мы узнали о трех новых работниках, прибывших сюда лишь пару дней назад, и мы пожелали поговорить и с ними. Ребята охотно повели нас к их трейлеру, а Стас, обеспокоенный нашими сомнениями, позвонил хозяину и сообщил тому о прибытии новых работников.
Трое человек, недавно прибывших сюда из Лондона, фактически и по своей сути они оказались людьми из городка Чорткiва Тернопольской области. Это были две молодые женщины и парень, ещё не проснулись полностью, но их сонные, уставшие отзывы на наши вопросы, подтвердили опасения относительно здешних условий труда и быта. Первое, на что указали нам, это непригодность трейлеров для зимнего проживания в них. Сырость и низкая температура была очевидна. А плата за пользование этим летним жильем, газом и электричеством, удерживались хозяином из зарплаты. О самой работе те конкретно ответили, что это чистое наказание, если вы не привыкшие к сельхоз работам. Но они признавали свое безвыходное, на данном этапе, положение, и были намерены перетерпеть какое-то время здесь, чтобы собрать необходимую сумму и дождаться добрых вестей от своих земляков из Лондона и других мест. Родственность наших ситуаций способствовало нашему сближению. Мы решили присоединиться к ним, и с надеждой на взаимную моральную поддержку, преодолеть это сельхоз испытание. Все мы планировали пережить здесь после новогоднее зимнее затишье, собрать хоть какую-то сумму денег, и к весне вернуться в более активные и благоприятные места.
Принимал я это решение скрепя сердце, понимая, что за это сырое место в трейлере и многочасовую, тупую работу в ангаре, я должен еще и заплатить 160 фунтов доставившему нас сюда типу. Вернее, за меня готов был заплатить мой земляк, который смотрел на это место более оптимистично. Я же, подбадриваемый окружающими, сам утешал себя тем, что эти деньги смогу вернуть через неделю работы и вообще, все эти неудобства временны. Вернулись во двор, где Стас представил нас хозяину. Им оказался мужчина лет 50, который очень коротко пояснил нам, где мы будем работать и жить. Затем, напомнив нам, что сегодня воскресенье, распрощался с нами до завтрашнего трудового утра. Стас объяснил нам, что это был сын хозяина, который, как и все остальные члены хозяйской семьи, будет работать с нами. Стаса больше всего волновал вопрос, принимаем ли мы предложенное нам место под солнцем? Мой земляк порадовал его и рассчитался с ним за его услуги. Таким образом, я подписался на едва ли приемлемые мне условия выживания и задолжал 160 фунтов.
Стас и его молодой партнер, получив своё с троих свежеиспеченных сельскохозяйственных работников, поспешили обратно в Лондон. А мы остались посреди хоздвора со своими смутными надеждами вернуть эти деньги после недели работ. Наше глуповатое положение скрасилось наметившейся солнечной погодой и бодрыми призывами земляков-сотрудников, прогуляться в ближайший населённый пункт и посетить супермаркет. Планы большинства, на текущий воскресный день, легко угадывались в их интонациях.
Пить мне не хотелось. Но нужно было чем-то занять себя и узнать как можно больше о новом месте и людях. Показать нам дорогу к супермаркету, вызвался один из парней, Аркадий. Он предупредил нас, что расстояние для пешего похода немалое и займет некоторое время. Обычно, для продовольственных закупок, работники фермы организуют регулярные коллективные поездки в Cullompton на микроавтобусе. Но так как продукты нам нужны были уже сегодня, наш поход был оправдан.
Так, мы трое, сегодня прибывшие, и Аркадий, проявивший к нам внимание, вышли с территории фермы, и пошли по узкой асфальтированной дороге.
Местность представляла собой зеленевшие поля с сельхоз культурами и пастбищами, четко поделенные на участки по назначению и принадлежности собственнику. Сама земля, по сравнению с украинской, была бедненькой, каменистой. Но местный климат позволял собирать зимние урожаи лука, капусты, редьки, моркови и других культур. Кроме благоприятно мягкого зимнего климата, было очевидно и рачительное хозяйское отношение к землям, а так же применение удобрений, надо полагать, химических. Ибо выращивалось это всё на продажу.
Мы шагали, затерянные среди зелёных зимних полей, где-то в юго-западной Англии, в графстве Дэвон. Созерцали земельные угодья, фермерские усадьбы, старинные замки и невольно сравнивали все это с украинской сельской местностью. Мы все четверо оказались с юга Украины. И каждый из нас имел какое-то представление о качестве земли и состоянии украинского сельского хозяйства на десятом году незалэжного существования страны. У нашего нового товарища мать проживала в сельской местности. Он взахлёб рассказывал нам о том, как там выживают люди, и клял от всей души украинского гаранта-патрона конституции и всех окружающих и прислуживающих ему злодеев госнаместников. Мы все были едины во мнении о том, что в Украине осуществляется планомерное уничтожение населения, и в первую очередь, очищаются земельные территории от сельских жителей. Эту категорию украинского населения загнали в жалкие условия натурального обмена, и легко диктуя бедолагам свои условия, ежегодно скупают у них за бесценок собранные урожаи, которые потом перепродаются посредниками по спекулятивным ценам. Административными и экономическими рычагами воздействия, ликвидировались многие, ранее вполне рентабельные, сельхоз производства, а их исчезнувшую продукцию подменили сомнительным импортом. Я никогда не поверю в то, что продажные украинские госчиновники не имеют личного, увесистого интереса за подписание ими, (от нашего имени) таких контрактов, как, к примеру, о поставке американских куриных окорочков в Украину. Для осуществления таких мудрых патриотичных решений надо основательно развалить своё птице производство и всячески препятствовать восстановлению такового. А тем временем, проталкивать с другого континента на украинский рынок, гормонально вскормленную и убийственно замороженную продукцию.
Вообще, сам факт импорта в Украину сельхозпродукции, это дикая нелепость и кричащий симптом, достаточно ярко характеризующий суть и цели той кучки моральных уродов, которые управляют многострадальной страной. Довести такую страну до необходимости импортировать на внутренний рынок продукты питания, можно только путём умышленных и организованных на государственном уровне действий.
Объединенные общим гражданством и чувством неприкаянности, мы шагали по чужой узкой дороге, теснясь к обочине, чтобы пропустить изредка проезжающие легковые автомобили. А затем снова располагались во всю ширину проезжей части и продолжали пользовать все цвета и оттенки богатого русского языка.
В супермаркете Аркадий провёл нас по рядам, подсказал, где что лучше, и мы скоро вышли оттуда, гружённые пакетами с продуктами и алкоголем. Обратный путь сопровождался массированным употреблением алкоголя, неловкими попытками планировать своё ближайшее будущее и отчаянной критикой украинских законов и их авторов. Английское январское солнце ослепительно и подстрекательски подогревало наши антиукраинские настроения, а зелёные луга дезориентировали нас во времени и в пространстве. Мне с трудом верилось, что мы топчемся и распиваем холодное французское пиво где-то вокруг 51-й северной широты в конце января месяца.
Возвращение на ферму в общую компанию, изменило темы и настроения, мы были вовлечены в приготовление общего обеда-заседания, намеченного в одном из трейлеров. Пока две тернопольские соратницы суетились с продуктами, мы наспех оприходовали жилое пространство в предоставленном нам трейлере. Выданные нам резиновые сапоги для работы и тёплые спальные мешки для сна, ничего хорошего не обещали.
Состав обеденного заседания, по случаю прибытия новых работников, представлял Тернопольскую и Херсонскую области, и город Мариуполь. Все участники, кроме двоих, оказались курящими, и трейлер быстро заполнился плотным табачным дымом и нетрезвыми изложениями лондонских приключений. Я и мой земляк, в этой компании имели наименьший стаж пребывания в стране, да и те две недели в Лондоне, мы провели между колледжем и пивными пабами. Поэтому воспоминания наших соотечественников о своих лондонских трудовых буднях, представляли для нас некоторый интерес.
Двое из них, провели в Лондоне по году, знали этот город достаточно хорошо, и значительно лучше нас усвоили существующие ограничения для нелегалов и пути их преодоления. Лишь в этом прокуренном трейлере, вставляя свои скучные вопросы в нетрезвый коллективный разговор, я узнал хоть что-то о применяемых поддельных документах, доступных по цене и достаточных для поступления на работу. О местных мобильных операторах и разновидностях их услуг. Я натянул горловину своего свитера себе на нос, уселся поудобней, несколько в сторонке от эпицентра заседания, и фильтровал прокуренный воздух и хвастливые истории бывалых лондонских украинцев. Кроме прочего, мы узнали от них, что хозяйством этим заправляет старый, 72-летний фанат-маразмат, которому принадлежат в этой округе немалые площади земель. Сельхоз продукция ‘Кларка и Сыновья” ежедневно поставляется во все ближайшие супермаркеты, и это семейство заправляет здесь своим сельхоз делом с давних пор. Под чрезмерно активным руководством хромого мистера Кларка в хозяйстве также работают, его правая рука - сын, которого мы уже повидали, и его жена, то есть, невестка Кларка (человек со стороны), а так же и их дети-подростки, в свободное от занятий время. Армия наёмных сезонных работников на данное время состояло из контингента постоянно участвующих португальцев, небольшой группы прибалтийцев, двоих парней из Новой Зеландии, одного из Южной Африки, и нас, теперь восьмерых, из Украины. Мне показался интересным факт участия на этих работах людей из Новой Зеландии и Южной Африки. Оказалось, что за два дня до нашего прибытия здесь работали ещё и три девушки из Австралии, но им не понравились условия, и они, не доработав до конца недели, съехали с фермы, что и повлекло потребность в дополнительных работниках.
Всех, нетрезво присутствующих в этом дымном трейлере, доставил сюда наш общий знакомый Стас. Это позволило ему состричь с нас троих недоумков, сумму, которую каждый из нас сможет заработать, пропахав здесь месяц! Все вышли на него по объявлению, и все объясняли такое распределение ролей, его знанием языка и информированностью.
Слушая своих новых коллег-соотечественников и наблюдая очевидную тягу некоторых к алкоголю, я прогнозировал, что многие из них, сколько бы не прожили в этой стране, далеко от этого трейлера не уйдут, ибо нагружать себя чужим языком и решением текущих проблематичных задач, они не любители. Для этого у них существуют другие, готовые оказать услуги. Хотя, любому из них, на помощь может подоспеть господин Случай. Всех их объединяли безнадега на родине, привезённые оттуда амбиции, стремление что-то заработать здесь, ленивое неприятие иностранных языков и этот прокуренный трейлер без колес, на котором далеко не уедешь.
Воскресный, солнечный день незаметно слинял в ранние зимние сумерки, и навсегда растворился в тихой ночи с чистым звёздным небом. Каждый свой выход на воздух, я под луной делал новые отметки на острове, нетрезво осознавал возникшие долговые и трудовые обязательства, русскоязычное окружение и всё тоже чувство неприкаянности и временности.
Мой земляк-попутчик заметно сосредоточил своё внимание и дружелюбие на новом, более интересном для него, субъекте. Аркадий, который, в отличие от меня, располагал годовалым лондонским опытом, звучащим, на мой слух, несколько преувеличено и хвастливо, а так же мобильным телефоном, с помощью которого можно из прокуренного трейлера позвонить родственникам домой. Моё пассивное участие в застолье позволяло мне всё чаще, продолжительней и незаметней для всех, оставаться вне трейлера, со своими вопросами в компании молчаливой и всё понимающей сестрицы луны.
На этой временной остановке, всем пассажирам трейлеров предлагалось каждое утро в 7 часов, становиться у конвейера и чистить, обрезать и паковать лук, морковь, редьку. К этому я был плохо готов. Ещё не начав эту работу, я уже понимал, от чего сбежали те три австралийские работницы.
Остаток ночи, проведенный в прокуренной одежде и в новеньком спальном мешке под храп соседа, пролетел быстро. Сигналы о подъеме прозвучали, когда стояла, всё та же ночная тьма и по-зимнему сияли звезды. Санитарные удобства располагались в пристройке среди трейлеров, куда вяло потянулись сонные работники. В свежем утреннем воздухе зависли лагерно-казарменные настроения. Я невольно ожидал звука горна, означающего всеобщий подъем, построение и готовность к труду и обороне. Моя внутренняя пружина анархиста напряглась и осталась взведённой. В унисон моему настроению и лагерному режиму, кто-то из бывалых напомнил мне, что нам следует прихватить с собой паспорта.
Ровно в семь мы стояли перед ангаром со своими паспортами, выряженные в рабочую одежку и резиновые сапоги. Со стороны хозяйского дома на электрокаре подъемнике, бесшумно и по-молодецки ловко, к нам подъехал-подкрался седой и мрачный, как зимний понедельник, дед. По тому, как он в ответ на утренние заискивающие приветствия своих работников, бросил им связку ключей и невнятные указания, я понял, что это и есть хозяин Кларк. Лихо, развернувшись, он укатил в соседнее складское помещение, а работники, открыв ангар, приступили к организации труда. Включилось освещение, тепло-обдув и радио. Кто-то из португальцев, исполняя функции бригадира, призвал всех занять рабочие места у одного конвейера. Нам выдали ножи, и указали, где следует стать. В начале конвейера двое с вилами стали набрасывать с кучи слегка подмёрзший зеленый лук, который разбирался работниками, распределившимися вдоль ленты конвейера, чистился и обрезался до строго определенной кондиции. На конце конвейера, очищенный и обрезанный лук, омывался и укладывался в пластиковые ящики.
Люди действовали как роботы, разговаривать с рядом стоящими не позволял шум работающего конвейера, радио и заданный темп. Я мысленно стал составлять свой устав для этого производства. Отметил про себя, что возможность разговаривать в процессе этого монотонного, совершенно не умственного труда, существенно скрасило бы и облегчило этот процесс. Однако, взглянув на сосредоточенных сотрудников, я с горечью осознал, что попал в совершенно чужое хозяйство, и в моём уставе здесь не нуждаются. Время от времени в ангар заезжал хозяин, крикливо раздавал указания и снова куда-то исчезал. У него были повадки старого пирата, заправлявшего интернациональной шайкой беглых негодяев, за которыми следует строго и бдительно следить. Когда он, наконец, слез со своего транспортного средства и неловко, но торопливо захромал в свою конторку, я мысленно обозначил его, как пират Кларк-Сильвер.
В строго определённое время объявлялись кратковременные перерывы для отдыха. В такой перерыв нам кто-то напомнил занести в контору паспорта. Там заседали, ворчащий на что-то, папа Кларк и его послушный сын. Мы лишь оставили паспорта, и по едва заметному кивку головы сына, поняли, что мы можем убираться. Мы так и сделали.
Позднее, когда под регулярные окрики старого пирата Сильвера, экипаж набрал обороты, и очищенная продукция стала заваливать упаковщиков, на конце конвейера появилась ещё одна работница, женщина средних лет. Кто-то сообщил мне, что это невестка Кларка. Когда у них там что-то не ладилось с отгрузкой заполненных поддонов или подачей пустой, чистой тары, они приостанавливали конвейер. На такое затишье сразу же, как из-под земли возникал хромой Сильвер, и независимо от причин остановки конвейера, начинал орать, безадресно размахивал своим костылём, покрывая всех и всё однообразным английским матом.
Во время участия в производственном процессе его невестки, он довольно часто использовал безымянные обращения типа Fuck’n stupid bitch!* *Ё-я глупая сука!
Все молчаливо проглатывали его нападки и послушно исполняли команды, словно это происходило на борту пиратского судна, и все члены экипажа были беглыми уголовниками, для которых судно Кларка-Сильвера это единственное и последнее пристанище. Смиренное послушание невестки, внешне вполне приличной женщины, удивляло меня. А холуйски суетливое стремление какой-то молодой балтийской сучки, готовой угодить свирепому самодуру, просто достало меня с первого же дня! Когда тот орал на них по поводу плохо организованного процесса упаковки, и невестка, молча, сносила привычные нападки самодура тестя, литовская шавка с угодливым прогибом, применяя свой убогий запас английских слов, пыталась что-то лизнуть - объяснять пахану, жестами указывая в сторону работников, и предъявляя ему образцы нашего брака. Наблюдая за этими сценами, я представлял, какое может быть отношение английской мадам к этой иностранной дешевке, с которой она оказалась в одной упряжке.
Я намеренно коротко обрезал несколько луковиц, вопреки предписанным стандартам, и запустил их на конвейер. К сожалению, когда мой привет был обнаружен на пункте упаковки, Кларка там уже не было, и концерт не состоялся. Зато, с моими обрезками вдоль конвейера прошлась с наигранно возмущенным видом литовская блюстительница европейского качества и строго призвала всех нас к соблюдению технологии. Её пренебрежительный тон и литовские фразы, с которыми она обратилась к нам, вызвали у нас лишь дружное чувство неприязни к ней.
По занимаемым местам в производственном процессе, нетрудно было заметить, что португальцы здесь свои люди и многие из них имеют немалый стаж работы в этом хозяйстве. Это было моё первое соприкосновение с представителями Португалии. Я допускаю, что состав этой бригады оказался из парней, приехавших сюда из глубокой португальской провинции, но, даже сравнивая их с нашими сельскими жителями, они показались мне умственно отсталыми, несмотря на их формальную причастность к современной объединенной Европе. В их внешности и поведении наблюдались необразованность и крепкая привязанность к алкоголю и прочим, дурманящим сознание средствам. На мой субъективный взгляд, эти португальские сельхоз кадры, приехавшие в Англию без всяких препятствий, и даже без паспортов, выглядели в большей степени чужаками, чем нелегально пребывающие и работающие здесь украинцы. Формально, португальцы пребывали здесь на правах соседей-партнеров по евро-коммуне. Родились и сформировались они в стране с колониальной историей и традициями частного капитала, чего не скажешь о нас. Но нечего даже и сравнивать этих европейских дебилов с нашими совками, получившими дома стандартное школьное среднее образование. Наши кадры, конечно, не обременены глубокими религиозными чувствами и уважением к частной собственности, зато все они хорошо знакомы с таблицей умножения и имеют представление о географии, но все, кому не лень, всячески дают нам понять, что мы здесь непрошенные, полулегальные пришельцы, которым делают огромное одолжение, предоставляя неквалифицированную работу. Это особенно нелепо, когда о нашей неполноценности нам напоминают такие европейцы, как неумытые португальцы и самовлюбленные прибалтийцы. Справедливости ради надо заметить, что ни у португальцев, ни у прибалтийцев, нет таких президентов, правительства и парламентов, каких вскормили и терпим мы у себя в Украине.
После обеденного перерыва мы закончили с луком, но и папа Кларк дал команду перейти всем на другой конвейер. Этот механизм был приспособлен для обработки моркови и репы. Ощутимым неудобством на этом конвейере было низкое расположение ленты, подающей продукцию. Это вынуждало нас работать в полусогнутом, совершенно неудобном положении. А когда старый самодур взобрался на бригадирское место у кнопки управления конвейером, и стал контролировать скорость и качество работы, то он и вовсе поставил нас в позу рабов. Рядом с нами, в такой же позе трудись двое парней из Новой Зеландии. При всём моём любопытстве я не мог в этих условиях поговорить с ними и узнать о мотивах их участия в этом деле. Восседающий над нами папа Кларк регулярно, возможно и беззлобно, но угрожающе орал на всех нас в целях поддержания должного темпа и качества работы. Все, кто работал здесь уже не первый день, не обращали на него внимания и относились к нему, как к старому маразматику, отдавшему всю свою жизнь этой ферме. Однако эту же работу можно было выполнять в совершенно иной, дружеской обстановке, без окриков и угроз, и тогда эта тупая, однообразная работёнка воспринималась бы не столь угнетающе. Когда объявили об окончании рабочего дня, было уже темно. Таким образом, продолжительность нашего рабочего дня можно было определить, как, от темна до темна. Впрочем, в тех краях в дневное время, кроме как работать в сельском хозяйстве, с короткими перерывами на обед и перекуры, больше и делать-то нечего.
Свободный от работы, короткий зимний вечер мы проводили внутри и вокруг своего трейлера, занятые приготовлением ужина и бытовыми разборками на темы кому, где курить и кто когда должен мыть посуду. Ночью, небольшое жилое пространство трейлера сотрясалось от животного храпа, исключающего всякую возможность уснуть. Насколько это было возможно, я спасался при помощи своего радио. Временами не выдерживал и призывал соседа сменить позу и тембр. Но выходило так, что я доставал кого-то своими нападками, а не меня кто-то храпом. Всё, днем и ночью, так и накрикивало да нахрапывало мне о неизбежном и скором бегстве из этого окружения. Когда тебе взрослый мужик совершенно серьёзно и осознанно заявляет утром, что мои придирки к его храпу, это следствие моей расстроенной психики, что я первый, кто ему заявил о его храпе, и это всего лишь мои звуковые галлюцинации, то невольно задумаешься о том, как избавить его от своего беспокойного присутствия.
На работе в ангаре, я заметил, что некоторые работники привлекаются на полевые работы, которыми заправляет сын Кларка. А сам Кларк, при постоянных перестановках кадров едва ли может с уверенностью запомнить, кто и где, в какой день работал, и на кого он орал. Предполагалось, что они имеют представление лишь об общем количестве работников. У меня зародился план, просто не выходить по утрам на работу, не раздражать окружающих и себя не насиловать, а уходить на весь день, с глаз долой, на экскурсию в ближайшие населённые пункты. Среди недели я так и сделал. Оставаться на территории хоздвора, или торчать весь день в трейлере, я не мог. Поднявшись со всеми, вместо того чтобы полусогнуто стать в конвейерный строй, я тихонько покинул территорию хоздвора, растворился в утренних сумерках и тумане, и пошёл по знакомой мне дороге в ближайший городок.
Оказавшись один, я почувствовал огромное облегчение. Такой возможности у меня не было уже несколько недель, и я в этом остро нуждался.
Движения на этой дороге в раннее утро не было, и я с удовольствием шагал, думая о своём. На половине пути к городку стало светло, день обещал быть пасмурным. Когда я прибыл в населённый пункт, известный мне супермаркет уже работал, в остальном же, городишко стоял в сонном состоянии. Назревал вопрос, где и как здесь можно убить целый день? В качестве тыла рассматривался более крупный город Эксэтэр, куда можно было проехать автобусом. Пройдя вдоль центральной улицы, я обозначил для себя еще не открытые заведения, которые можно будет посетить, признал, что таких мест здесь крайне мало и легко представил себе жизнь в глухой английской провинции. Картина получалась мрачноватая. Чтобы как-то убить время до полного пробуждения городка, я вернулся к действующему супермаркету и сделал там мелкие съедобные покупки. Оттуда направился к знакомому мне Барклиз банк, где я мог задать свои вопросы, возможно, узнать что-то нужное и с пользой убить время. К банку я подошел к самому открытию. По-домашнему заспанные провинциальные клерки, тепло приняли раннего посетителя, с редким для этих мест акцентом. Я оказался у рабочего стола, за которым заседала, готовая выслушать меня женщина средних лет. Все работники банка были обеспечены чашкой кофе, и никто никуда не торопился. Обстановка располагала к спокойной беседе со странным клиентом. Имея массу времени, я подробно изложил ситуацию, возникшую с моей банковской карточкой. По сути, я понимал, что неполученный мною код для пользования карточкой, сейчас ожидает меня в прихожей лондонского дома среди прочей почтовой корреспонденции. Достаточно было позвонить хозяйке и попросить её сохранить письма, приходящие на моё имя, или подъехать туда самому. Но отсутствие денег на поездку в Лондон, да и пустой баланс самого счёта не стоили этих действий. Поэтому я решил просто побеседовать об этой ситуации со служащей банка. Поведав ей о своём срочном, вынужденном переезде из Лондона в эти места и неполученном персональном коде, я озадачил её вопросом о возможных путях разрешения этой проблемы. Она, получив от меня банковские данные, заглянула в компьютер и подтвердила, что код для пользования карточкой уже отправлен по указанному мною адресу. Советовала пока не заказывать новый код, а просто забрать почту со старого адреса, тем более, если я ещё не уверен в своем новом адресе.
В нашем разговоре, я ни словом не упомянул, где я здесь остановился, но она достаточно уверенно предположила, что я с фермы Кларка и сына, и советовала не торопиться с указанием места сезонной работы, как своего нового адреса. Я согласился с ней, на этом наша беседа закончилась. К этому времени центральная улица начала оживать. У входа в церковь выставили расписание богоугодных мероприятий на сегодняшний день. Бегло ознакомившись с ним, я отметил, что именно сейчас - время утреннего чаепития для членов местной коммуны и гостей.
Утренний туман рассеялся, начал накрапывать дождик. Я признал себя гостем, толкнул тяжёлую, старую дверь и вошел в здание церкви. Здесь, как и в банке, пахло кофе. Пройдя на запах, я оказался в просторном холле, где за столами заседали несколько человек. Среди них я легко отметил постоянных прихожан-активистов и гостей, среди последних, пару человек были профессиональными бродягами. Мне дружелюбно предложили присесть за стол, спросили, чего я хочу и, выслушав мое пожелание, сразу определили во мне новенького издалека. Ферму Кларка и сына здесь все знали, похоже, что иностранцы сюда заезжали только на эту ферму. Я заметил, что, признав во мне работника фермы, я автоматически получал определенный статус транзитного визитера. В функции прихожан-активистов, обслуживавших чаепитие, входили и душеспасительные беседы с гостями. Моё существенное географическое и идеологическое отличие внесло в беседу некоторые отклонения, разговор о Боге не получил развития, но я вполне уважил присутствующих, поделившись с ними своими впечатлениями о Лондоне и местной провинции. Некоторые из них оказались закоренелыми местными патриотами и воинствующими не любителями Лондона. Подпаивая, меня чаем с печеньем, они неловко рисовали мне пороки столичного города-монстра и охотно корректировали погрешности моего английского. В сущности, это были милые и гостеприимные люди, искренне радующиеся появлению нового гостя, проявляющего интерес к их языку, стране и чаю. Но задерживаться в их окружении, означало обрести себя на однообразие и скуку. Выслушав друг друга, я распрощался с ними, сославшись на какие-то дела.
Пройдя сквозь магазинчики центральной улицы, я задержался в почтовом отделении, где, купив конверт с маркой, написал короткое дождливое письмо. Отправил его в Одессу, подобно записке закупоренной в бутылку и брошенной в океан. На этом все мои дела в этом городишке иссякли. В поисках чего-либо интересного, я удалился от центра и набрел на новостройки жилых домов. Это были современные, однотипные дома и небольшие жилые комплексы, типа кондоминиум. Внешне это жилье выглядело привлекательно, но в условиях окружающей провинциальной тоски, не вызывало у меня любопытства даже о ценах. Как я не старался представить себе более жизнерадостную картину местной жизни в летних условиях, всё равно виделись однообразие и неизбежное занудно-вежливое внимание к чужаку.
Немного позже, я умудрился встретить на улице одну из церковных активисток, которая поприветствовала меня, как своего приятеля. А несколько минут позднее, на автобусной остановке - женщину с дочкой, с которыми, также познакомился в церкви. Я спросил её об автобусе до Эксэтэра. Оказалось, что следующий будет не очень-то скоро. Она поинтересовалась, как мне нравится этот городишко, и, не дослушав мои грустные отзывы, довольно резко отрицательно отозвалась о Лондоне, как о городе бесчеловечно дорогом и холодном.
В Эксэтэр я решил не ехать, а направился из города в сторону фермы, рассчитывая побродить по окрестностям до окончания рабочего дня и наступления сумерек. На своём пути я заглянул в магазин, специализировавшийся на туристической, рабочей одежде и экипировке. Там я нашёл много удобных и нужных вещей, по приемлемым ценам. В широком ассортименте предлагались добротные дождевики от фирм Регатта и Питер Шторм, которые удобны в этой местности большую часть года. Спальные мешки Регатта, какими нас уже снабдил хозяин, оценив их по 25 фунтов, здесь предлагались по 17. Покупая себе рабочие перчатки, я заговорил с парнем, скучающем за кассой. Услышал от него, что старого Кларка здесь все знают. Заметно было, что парень уклонялся от разговоров с незнакомцем о самодурстве местного фермера-землевладельца. Из сегодняшней экскурсии, я отметил, что старый Кларк в этой местности - личность хорошо всем известная и обсуждению не подлежит, из боязни или уважения.
Где-то в миле от хозяйства Кларка, я нашёл у дороги старую часовню из тёмно серого камня. Вокруг неё - небольшое местное кладбище с каменными крестами и надгробными плитами. Там я провёл добрый час, рассматривая захоронения, отмеченные датами от пятнадцатого века до современных, последних было немного. Высеченные на плитах надписи, представляли собой интерес, как образчики имён и языка прошлых веков. Это небольшое совершенно безлюдное кладбище-музей с закрытой часовней очень гармонировало с местностью, покрикивающим в тишине вороньем и ранними вечерними сумерками.
На хоздвор я вернулся, когда рабочий день уже закончился. Мои соседи устало возились на кухне, и я также незаметно растворился в бытовой суете, как и утром в тумане.
Работа и условия проживания в этом хозяйстве едва ли кому-то нравились. Мои земляки, заметив мою склонность к отъезду, заговорили о возможных путях отступления, рассматривая меня как своего человека, готового легко сняться и выехать на разведку. У Аркадия возник телефон некой Татьяны, с которой он был едва знаком, но знал, что она стабильно работает в каком-то городке неподалёку от Лондона. Из разговора с ней, он выяснил, что она работает в какой-то банановой компании в городе Лютон, и что там, якобы, постоянно принимают людей на работу. Гарантий она никаких не давала, но предлагала подъехать и обратиться в агентства, сотрудничающие с этой компанией. Звучало все это довольно туманно.
Заметив мои настроения, земляки, стали поощрять мой интерес к новым местам и обещали присоединиться ко мне, если я порадую их оттуда хорошими новостями.
Остаток рабочей недели прошёл в том же ангаре и трейлере. У конвейера на нас по-прежнему покрикивали, на всякий случай, а в трейлере, для поддержания приемлемой температуры, мы вынуждены были скармливать свои последние фунтовые монетки в коробку-счётчик, обеспечивающий наш контакт с электроэнергией. Для себя я окончательно решил не начинать здесь новой рабочей недели.
В субботу рабочий день был сокращённый, и ко второму часу дня нас распустили до понедельника. Была объявлена коллективная поездка в супермаркет, что рассматривалось всеми работниками как некий праздник.
Микроавтобус заполнился до предела, за рулем уселся португальский бригадир, который, по слухам, работает на этой ферме уже пятнадцать лет подряд. По тому, как ловко он выруливал по узкой извилистой дороге, было очевидно его знание и местности, и доверенного ему хозяйского транспорта. На одном из мест впереди нас расположилась интернациональная пара из черно-грязного португальца и молодой бесцветной литовки. Им или недостаточно было свободного от работы времени, или они хотели продемонстрировать нам свое европейское слияние, но всю дорогу они тискали и облизывали друг друга, особенно усердствовала вылинявшая сучка. На мой совковый взгляд, их сельскохозяйственный евро роман выглядел отталкивающе антисанитарно, и, судя по брезгливым замечаниям других пассажиров, так показалось не только мне.
На обратном пути, под влиянием пива родился коллективный порыв выехать на люди, себя показать и кого-то увидеть. На хоздвор приехали с готовым решением и объявили время отбытия. На это мероприятие, наши люди приодели выходную одёжку и заняли места в том же микроавтобусе. Желающих посетить паб, и вообще, побывать где-то за пределами фермы, оказалось немало. Мы с трудом упаковались в автобус и отправились к ближайшему населенному пункту. Это был совсем маленький, но по всем признакам, очень старый поселок Кеtisbear, в котором из публичных мест были лишь почта с крохотным универсальным магазинчиком и старый уютный паб. К этому пабу мы и подрулили. Подобные питейные заведения, в конце недели, вероятно, активно посещаемы по всей стране, будь то в Лондоне или в таком глухом местечке, куда заехали мы. Наша, уже подвыпившая, португальско-украинская компания более десяти человек, могла бы привлечь к себе внимание появлением даже в каком-нибудь лондонском пабе. Здесь же, где все знают друг друга и собираются в пабе по субботним вечерам, как одной семьей, все просто умолкли, наблюдая за нашим шествием к стойке бара. Мы почувствовали себя инородным явлением. Наши люди, да и португальцы, не очень-то обращали внимание на реакцию присутствующих. Они оценивающе оглядели паб, в котором не оказалось ни одного свободного стола, сравнили цены на пиво, по-хозяйски, на своих языках обсудили ситуацию, и, не скрывая своих негативных впечатлений об этом месте, направились к выходу. Выходя, я мог наблюдать, с каким любопытством и облегчением местная публика рассматривала и провожала нас. Наверняка, для них это было событие и тема на весь вечер. Я пытался представить себе картину потребления нами пива в этом месте, как наш нетрезвый отдых соседствовал бы с их местечковой, провинциальной посиделкой. Получалась очень неловкая, граничащая с пьяным конфликтом ситуация, хотя и весьма любопытная в смысле наблюдений. Обстановка в этом древнем, сельском пабе, в субботний вечер, была по-своему уникальна, в городе такого не встретишь. Здесь на всем лежал отпечаток местных традиций, ощущался специфический взгляд на мир, и нескрываемая настороженность ко всему чужому и непонятному. Втискиваясь обратно в микроавтобус, меня так и подмывало на эксперимент. Тянуло вернуться туда, взять пинту пива и упрямо усесться среди этих людей. Говорили люди в этих краях не так, как в Лондоне, и на многие ценности смотрели иначе, но я был уверен, что нашел бы какие-то точки соприкосновения и общий язык. А тем временем, наш микроавтобус лихо нёсся к райцентру - Cullompton, где я недавно провёл целый рабочий день и неплохо уже знал это место.
В субботний вечер, благодаря уличным огням и молодёжному движению, этот городок выглядел более живым и не так уныло провинциальным. Мы прошлись по питейным заведениям и остановились на одном из них, где было несколько просторных помещений. Пивная, бильярдная, дискотека:, но пиво - везде. Договорившись о времени встречи у микроавтобуса, мы разбрелись мелкими компаниями. Получив пинту пива и оглядевшись вокруг, я отметил, что это, вероятно, самое популярное питейное заведение в городе. Публика заметно отличалась от той, что я наблюдал в лондонских пабах. Обстановка чем-то напоминала колхозный клуб перед началом танцев.
Посидев какое-то время за столом с нашими тернопольскими барышнями, я перешёл в соседнюю комнату, где размещались бильярдные столы. Там я нашёл наших фермерских парней, потреблявших пиво, бильярд, и большой телеэкран на стене, с качественным изображением спортивных новостей. Там я и остался. Часок спустя, вокруг бильярдного стола стали возникать шумные очаги нетрезвых коллизий, в которых различались сразу несколько языков: английский, португальский, русский и литовский. Я не вникал в суть спора, ибо аргументы нетрезвых участников звучали отталкивающе шумно и бестолково. Но скоро, дисквалифицированный из бильярдных соревнований, пьяный Аркадий приблизился к сидящим перед телеэкраном, и стал выплескивать свой гнев и претензии перед посетителями, которые были совершенно не причастны к спору. Не найдя среди них должного внимания и поддержки, он, для начала, капризно плеснул остатки своего пива на объект нашего внимания - экран. Это вызвало лишь ленивое веселье среди наблюдавших за футбольным обозрением, что ещё более озлобило Аркадия. Он вёл себя подобно избалованному, истеричному ребенку. Хотелось обратиться к его соперникам по бильярду, попросить их уступить и дать поиграть Аркашке на бильярде. Но там, похоже, он всех уже достал, и его окончательно изгнали из участия в соревнованиях. Тогда он, упрямо требуя к себе внимания, швырнул свой пустой бокал в телеэкран. Все, рядом сидящие, дернулись, прикрываясь от осколков, и возмущенно-испугано загудели в адрес психа. Аркадий почувствовал, что перегнул палку, с облегчением отметил прочность телеэкрана и удалился за очередной порцией пива. В этой комнате его уже никто не хотел видеть. Человек упорно искал приключения на свою пьяную голову.
Какое-то время спустя, к нам забегали представители нашей компании и призывали нас перейти в другой зал, где начались скачки под музыку. Сегодня в клубе танцы!.. Мне не хотелось никуда уходить. Ленивый разговор со случайными зрителями футбольного обозрения и пиво, вполне соответствовали моему настроению. Но скоро наши барышни снова вернулись, уже в сопровождении португальского бригадира. Тот полу приказным тоном озадаченного предводителя, выразил свою обеспокоенность Аркашкиным поведением. Наши девицы стояли рядом с ним, и нетрезво хихикая, комментировали хулиганские проделки разгулявшегося земляка. Бригадир серьёзно призывал меня мобилизовать наших парней и утихомирить соотечественника, во избежание назревающих неприятностей. Я наблюдал эту коллективную тему и лениво думал себе: - Заехал в глушь острова, а мне и здесь предлагают участвовать в глупых коллективных воспитательных мероприятиях, взывают к чувству пролетарского товарищества:
- Какого хрена вы от меня хотите? - по-свойски спросил я девиц.
- Это бригадир тебя захотел. Его никто не понимает, а он беспокоится, что если полиция появится, то от нашей сегодняшней компании уже мало кто выйдет в понедельник на работу.
- Нашёл о чем волноваться. Я и так не собираюсь на работу. А Аркадий взрослый человек, сам о себе подумает, да и вокруг него те, кто с ним пьёт, пусть они и присматривают за ним. Все смотрели фильм про Штирлица, понимают, на каком положении здесь находятся, и каждый знает, чего хочет, чего и сколько пить и как быть:Бригадир нетерпеливо наблюдал за нашим разговором и поторапливал меня. Я понял, что о шпионе Штирлице этот португалец ничегошеньки не знает, в покое меня не оставит, а если случится, что кого-то подберут здесь и завтра же депортируют, то теперь уж, виновен, в этом буду я:Дискотека гремела в полуосвещенном, заполненном зале. Первые секунды я вообще не мог никого различить в скачущей массе. Но Аркашку я вскоре разглядел. Он пританцовывал, размахивая свитером, демонстрируя свой обнаженный торс. Вокруг него образовался небольшой круг поклонников. Некоторые поощрительно аплодировали ему, другие сторонились от нарушителя норм поведения. Мне понравился в доску пьяный Аркашка-хулиган, похеривший порядки местного клуба, выставив на обозрение свое, конкретно сформировавшееся пивное брюшко. Я в упор не видел в его поведении каких-то признаков нарушения правопорядка. Ну, разве что, некоторое неуважение к местной этике, если о таковой вообще можно говорить в условиях пьяного сельского клуба. Во всяком случае, мне вовсе не хотелось препятствовать его безоглядному веселью. Но появились штатные вышибалы и вывели распоясавшегося пролетария во двор, где погода охладила Аркадия и быстро загнала обратно в тёплый свитер. Бригадир остался доволен такими последствиями необузданного поведения безумных русских, и заметно насупился в адрес моего бездействия. Мне же, португальское мнение и весь его заслуженный пятнадцатилетний сельхоз стаж, были совершенно по фигу. В общении с ним я упорно не мог запомнить его цыганское имя, поэтому, вполне уважительно называл его Васко да Гама (da Gama). Присутствующие при этом его соотечественники, недоумевали, что это за кличка такая, но бригадир что-то знал о португальском мореплавателе, объяснил им, и меня спросил; откуда я знаю о таковом?
Через другой вход нам удалось провести Аркадия обратно в клуб, и мы снова растворились в питейном зале, где было полно народу и никого трезвого. Наши девахи все более привлекали внимание местных кавалеров, которые залипали у нашего стола и пьяно-горячо пытались выразить свои симпатии на местном языке. Португальский бригадир, вынужденно трезвый, как водитель транспорта, все более мрачнел, ревниво поглядывал на ухажеров-соперников и часы. Когда мне приходилось переводить нашей пышнотелой землячке английские комплименты, его ревнивое недовольство распространялось и на меня.
- Где ваши люди? - недовольно перебивал он меня, когда Людмила ожидала моего перевода очередного английского комплимента.
- Почему ты меня спрашиваешь? - отвечал я бригадиру вопросом.
- Ну, Сережка!.. Ну, его в жопу, этого быка португальского: давай, что этот говорит? - призывала меня Людмила, любезно улыбаясь бригадиру-предводителю.
Один из молодых британских ухажёров потешно-серьёзно демонстрировал свою подкаченную фигуру и призывал к себе внимание девушек и всех присутствующих за нашим столом. Его сельские посулы-любезности нашим девкам я переводил по его просьбе, но делал это несерьёзно, вносил свои комичные коррективы. Вместо ожидаемой взаимности, он наблюдал, как в ответ на мои переводы, все русскоязычные дружно хохотали. Ухажёр-атлет, врубившись, что я обращаю его нежные чувства в пьяную хохму, молча, поставил у меня перед носом свою руку, локтем на стол, вызывая меня на дуэль-состязание! Не успел я понять, чего этот от меня хочет, как пьяно-спортивную затею дружно поддержали все вокруг. Мне ничего не оставалось, как уважить парня и расстаться с бокалом. Парня переполняли нежные невостребованные чувства и нетрезвая спортивная энергия. Все это он сконцентрировал в своей руке. Мы сцепились с ним и надолго застряли в стартовом, судорожно напряжённом положении. Скоро, демонстрация своих мышц стала для него утомительна, и он начал отрывать локоть от стола, пытаясь покончить со мной не джентельменским ухищрением. Но вокруг нашего состязание собралось немало наблюдателей из разных стран, и все дружно-осудительно загудели, указывая на его локоть. Британские парни из его компании стали по футбольному шумно поддерживать односельчанина. В ответ, совково-португальская группа поддержки загудела, призывая меня не уступать сельскому качку. Один из моих земляков нецензурно выражал своё сожаление, что не он на моём месте, а то бы он в миг порвал этого британского колхозника. Мне было смешно наблюдать тупо-серьёзное упорство моего сопящего соперника, слышать над собой матерно-приказной окрик пьяного земляка, требующего немедленной победы коммунизма, и дружеские скандирования двух групп поддержки. Состязание свелось к вопросу выносливости. Мой соперник всё чаще стал отрывать свой локоть от стола и задницу от скамьи, пытаясь, вопреки правилам, возвыситься над моей рукой и мною. Но наблюдатели осуждающими жестами и замечаниями осаждали его на место. Я начал медленно склонять его упрямую, коварную руку. Мои болельщики завопили, и пообещали мне порцию пива. Британские наблюдатели попытались взбодрить своего товарища оскорбительными ругательствами в его адрес. Рука соперника медленно, но стабильно клонилась, вернуть её в исходное положение у него уже не оставалось сил. Наконец, наше состязание легло его рукой на залитый пивом стол. Британская группа поддержки выплеснула на побеждённого своё недовольство, разочарование и дружно покинула место события, обозвав его fuck’n wanker.* *долбанный мудак. Парень словно отрезвев, понял глупость затеянного им, и ушёл за пивом. В нашей компании остался лишь один его приятель. Португальский бригадир, перехватив инициативу, злорадно комментировал ему на своём уродливом английском позорное поражение британского горе-кавалера. По этому поводу, он послал кого-то из подчинённых португальцев за пивом для всех, и стал торопливо проявлять бригадирские абсолютные права на украинскую Людмилу с многообещающими сиськами. Та, понимая свою временную производственную зависимость от португальского начальника, утешала его своим фальшивым вниманием. Коллеги по конвейеру, шутя, призывали её быть полюбезней со старшим, а если надо, то лечь под танк и обеспечить для всех их более благоприятные условия труда. Наметившиеся тёплые отношения с украинской подчинённой и позднее ночное время, подтолкнули нашего вожака принять решение об отбытии на сельхоз базу. Сборы всех заняли ещё добрый час. Аркадий совсем отбился от рук, и его пришлось затаскивать в автобус насильно. Всю дорогу он капризно жаловался на кого-то и порывался выпрыгнуть из микроавтобуса.
По прибытию на место расположения, все были далеки от сна. Бригадир галантно приказал Людмиле пойти с ним в его трейлер: на чай. Та, прося о помощи, уговаривала Оксану не оставлять её одну. Аркадий продолжал требовать бильярдный стол и дискотеку, посылал всех своих воспитателей и рвался куда-то во тьму полей. Мой земляк, сдружившись с ним за эту неделю, заботливо уговаривал его лечь поспать, и назидательно упрекал нас в нашей бездеятельности и равнодушии по отношению к обезумевшему соотечественнику. Я выдал диагноз, что чем больше мы будем уделять ему внимания, тем более он будет выпендриваться и капризничать. Я не считал нужным удерживать взрослого человека; хочется ему, пусть себе идет на все четыре стороны! Мой земляк упрекнул меня в эгоизме и ушёл наблюдать за душевнобольным.
Оксанка позвала нас в гости, на чай к бригадиру. Это означало, что её там серьёзно захотели.
Трейлер предводителя был обставлен с претензией на роскошь. Возникло ощущение, что я в гостях у председателя колхоза. Во всяком случае, было очевидно, что здесь проживало не 4 - 5 человек, а возможно, лишь он один. Кроме бригадира и Людмилы, там с бутылкой пива посиживал ещё один португальский работник, явно положивший свой мутный глаз на худенькую украинскую Оксанку. Производственная ситуация была ясна.
- Ребята не оставляйте нас здесь! - увещевала Людмила.
- Во-первых, Оксана обещала нам чай, а во-вторых, вас здесь никто не держит: - комментировал я.
Оксана засуетилась с чаем для гостей, а хозяин трейлера снова помрачнел от нашего появления и непонятного ему языка. Говорить с сексуально озабоченными португальскими быками мне было не о чем, да и само наше присутствие здесь никак не приветствовалось. Чаепитие прошло в обстановке неискренности, пластмассового электрического самовара и международной сексуальной напряженности, разрядить которую мы могли только уходом с португальской территории. Так мы и сделали. Девушки, сославшись на позднее время, присоединились к нам. Бригадир, молча, проводил липким взглядом уходящие из его трейлера, тяжело колыхающиеся Люськины сиськи. А она благодарила нас за спасение её от сверхурочных работ, а я почувствовал, как искренне не взлюбил меня аграрный Васко Да Гама.
На своё спальное место я вернулся с чувством вины за эгоизм по отношению к очумевшему Аркадию, и за вмешательство в личную жизнь португальского ветерана сельхоз труда. За одну ночь я нажил себе больше недругов, чем заработал денег за неделю. Подведя итоги, я провалился в сон и переспал с мыслью о необходимой смене работы, места жительства и окружения.
Единственный выходной день мы заполнили походом в ближайшую деревню, в пабе которой для нас вчера не нашлось места. Деревня стояла по воскресному сонная и безлюдная. Если бы не живые цветы под окнами домов и свет от телевизионных экранов в комнатах, то можно было подумать, что здесь уже никто не живет, кроме невидимых духов. Меня посетила экспериментальная мысль выставить где-нибудь на почте своё объявление о желании арендовать здесь комнату. Но отсутствие своего телефона и нежелание работать у Кларка и сына, которым, наверняка, не понравится работник, с которого не вычитается за газ и жилье в сыром переполненном трейлере, заставили меня отказаться от этой затеи. Я окончательно заявил, что завтра к работе не приступаю, а попрошу расчёт и съеду с фермы этого феодала.
Коллективное мнение сводилось к тому, что мне следует поехать в некий город Лютон и там связаться с Татьяной, телефон которой прилагался. В перспективе предполагался приезд и остальных земляков-сотрудников, если на новом месте окажется работа и жильё. Этими вопросами я и должен был заняться там, а о результатах докладывать товарищам по ферме. Такое мудрое распределение ролей меня не удивило. Мой земляк-попутчик, неожиданно для меня, изъявил желание присоединиться и составить мне компанию. Я не возражал, и даже обрадовался его солидарности.
Понедельник был днем выплаты зарплат за прошедшую рабочую неделю и наиболее неприятным для меня моментом был предстоящий разговор с хозяином о получении расчёта и паспорта. Мне было непонятно, какого хрена он держал у себя паспорта, сделал бы копии, если нужны данные, и вернул.
Утро понедельника особенно тёмное и промозглое. Обычная, не рабочая, одежда и планы на отъезд несколько согревали мою неприкаянную душу, когда я стоял со всеми перед закрытым ангаром в ожидании хозяина. Товарищи по классу продолжали инструктировать меня относительно предстоящих поисковых действий и способов связи с ними. Как всегда, деловой и чем-то недовольный хозяин подъехал на своей каре-подъемнике и бросил связку ключей португальскому бригадиру. Всё происходило, как и каждое утро, только мы не направились со всеми к конвейеру, а стали поджидать, когда старый Кларк зайдёт в свою контору.
Как только он туда вернулся со своим сыном, я направился к ним. Мой попутчик, вдруг закурил, и, сославшись на это, пожелал подождать меня снаружи, пока я переговорю о наших паспортах и зарплатах. Я нашёл такое предложение очень мудрым, но не обещал, хлопотать о выдаче мне чьих-то документов и денег. И вообще, я чувствовал, что при всем хозяйском пренебрежении к временным работникам, моё заявление об уходе хозяину не понравится. Разговор, казалось бы, о пустяке, предстоял неприятный. За неделю работы здесь, я не заметил, чтобы он с кем-либо разговаривал, как с человеком. Казалось, что он может только орать, выражая своё недовольство, и раздавая команды. Это был хромой, но яркий и закоренелый образчик британских колониальных традиций, в которых иностранный работник - всего лишь дешёвая, временная рабсила. В своей хозяйственной политике он был несгибаем, подобно его костылю.
Направляясь в хозяйскую контору, я подумал, что в своей предыдущей жизни я, вероятно, был каким-нибудь мелким профсоюзным активистом, служившим интересам заводских пролетариев. И теперь я постоянно попадаю в какие-то идиотские трудовые конфликты, в которых мне предлагается применять свой языковой и правовой опыт прошлой жизни.
Моё внутреннее неприятие всякого рода споров и посильное стремление к гармонии в отношениях с окружающими, постоянно сталкиваются с реальными ситуациями, в которых я же и оказываюсь виновником недоразумений и коллизий. Не успеешь объяснить какому-нибудь тугодуму, что сказанное тобой - всего лишь шутка, как тебя уже принимают за отъявленную злокачественную язву. (My propriety leads me to notoriety:)* *моя же правильность приводит меня к дурной славе. Sting.
Вызревал вывод о том, что надо держаться подальше от тех, кто не переваривает мои шутки, просто уходить, как из противной мне среды, а не стелиться в вежливых объяснениях и раздавать себя и свой опыт (прошлой жизни).
Войдя в контору, мы вызвали немой вопрос Кларка.
- У нас скоро истекают визы, поэтому мы решили не начинать новую рабочую неделю и хотели бы получить свои паспорта и зарплату, - доложил я о причинах и целях визита.
- Как ваши фамилии? - проворчал Кларк.
Мы назвались. Он, молча, отметил себе в шпаргалке.
- Подождите, - указал он на дверь. Мы вышли из конторы и стали ожидать, когда нас пригласят. Если бы не паспорта, которые он попросил предоставить ему при поступлении на работу, то можно было бы просто дождаться выдачи зарплаты и после этого молча покинуть хозяйство, избавив себя от унизительных объяснений. Кто-то из работников, выходя из конторы, просил нас зайти к боссу. Мы вернулись к нему. По его выражению лица я сразу понял, что он уже чем-то недоволен и ему не терпится прокричать об этом. Перед ним на столе лежали наши паспорта.
- Что ты мне, мать твою, несёшь про истекающую визу!? - выплеснул он в мой адрес и открыл паспорт на странице с визой.
Я знал, что там указана дата выдачи визы 9 декабря 1999 года и дата ее истечения 9 июня 2000. Я и сам-то очень надеялся на этот шестимесячный срок легального пребывания. Но на следующей странице был еще один штамп, проставленный миграционной службой при въезде на остров, в котором срок моего пребывания ограничивался до 7 февраля 2000 г.
Я мог бы вежливо указать ему на другую страницу, но мне хотелось разговаривать с ним в его же духе.
- Смотри следующую страницу, твою мать! - ответил я.
Кларк на какой-то миг опешил, затем просмотрел паспорта и брезгливо отодвинул их от себя, давая понять, что мы можем забирать эту фигню. Затем он вытащил из ящика стола заготовленные конверты и быстро, как при задержании нарушителей зачитал нам условия расчета.
- Заработано по 200 фунтов, удержано за спальный мешок 25, за проживание 25, за газ по 10: - выговаривал он нам эти статьи удержаний как приговор, не подлежащий обжалованию, в виду нашей особой дерзости и общественной опасности. Окончив, он выложил на стол два конверта с нашими зарплатами, дав понять, что нам не следует задерживаться на его территории. Мы молча забрали конверты и поторопились уйти. На территории хоздвора стоял чей-то приезжий легковой фургон, я предположил, что кто-то, загрузившись продукцией, сейчас поедет в город. Я без труда нашёл водителя этого фургона, им оказался молодой парень, который ответил мне, что уже готов к отъезду и может двоих подвезти. Наши сумки были уже собраны, подбирая их в трейлере, мы заглянули в полученные от Кларка конверты и нашли там по 120 фунтов с мелочью. Меньше, чем мы заплатили за эту работу, но лучше чем ничего. Я ни о чем не жалел и поспешил к отъезжающему фургону. Водитель определил по нашим сумкам, что мы покидаем ферму и сам начал разговор с нами.
- Уезжаете?
- Да, с радостью, - ответил я.
- Долго проработали?
- Ровно одну неделю.
- Не понравилось? - улыбаясь и зная ответ, спросил водитель.
- Нет, не понравилось.
- Тяжёлая, нудная работа: я знаю, здесь работники долго не задерживаются, - понимающе комментировал местный парень.
- Не только работа. Условия проживания здесь зимой паршивые. В трейлерах холодно и сыро, по несколько человек, да ещё и хозяин удерживает за газ и электричество, кроме платы за проживание.
- Да уж, условия дерьмовые! - согласился водитель.
- После удержания из зарплаты за проживание, газ, электричество, выходит, что работаешь здесь менее чем за три фунта в час, - калькулировал я.
- Shit!* *дерьмо. Вы правильно решили съехать отсюда. Куда сейчас направляетесь?
- Нам бы к автобусной остановке. Откуда можно доехать до Эксэтера.
- Это нам по пути.
Занимался чудный солнечный день, веселящий душу явными признаками весны.
На остановке нам не пришлось долго ждать, скоро нас подобрал, полупустой автобус и мы поехали далее. На пути к Эксэтеру нас сопровождала чудная погода и живописные виды залитых солнцем зеленых холмов.

Это также интересно:

  1. Остров Невезения 2

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
    

Оставить комментарий